Бертольд Брехт, «Воспоминание о Марии А.»

Днём голубым в тиши луны сентябрьской,
под юной сливой в полной тишине
её, любовь поблёкшую, держал я
в обьятьях, словно сон и первый снег.
И облако в красивом летнем небе
я долгим взлядом тихо наблюдал,
чья белизна над нами плыла в небыль—
и канула, я видел, без следа.

И с той поры немало лун уплыло
всё мимо, вдаль за горизонта бровь.
Пожалуй, сливы времечко скосило,
и ты спроси меня, а что любовь?
Отвечу я, что прошлого не помню,
скажу одно, и не таи суда:
забытую её навеки мною,
я только раз в поцеловал, тогда.

Но поцелуй я всё не забываю, 
ведь облако со мной и надо мной,
по-прежнему белее снега, знаю:
оно меня коснулось белизной.
Наверно, сливы расцветают круто,
у дамы той уж семеро детей,
ведь облако белело лишь минуту,
чтоб с ветром кануть просто, без затей.

перевод с немецкого Айдына Тарика


Erinnerung an Marie A.

An jenem Tag im blauen Mond September
Still unter einem jungen Pflaumenbaum
Da hielt ich sie, die stille bleiche Liebe
In meinem Arm wie einen holden Traum.
Und über uns im schönen Sommerhimmel
War eine Wolke, die ich lange sah
Sie war sehr weiß und ungeheuer oben
Und als ich aufsah, war sie nimmer da.

Seit jenem Tag sind viele, viele Monde
Geschwommen still hinunter und vorbei.
Die Pflaumenbäume sind wohl abgehauen
Und fragst du mich, was mit der Liebe sei?
So sag ich dir: ich kann mich nicht erinnern
Und doch, ich weiß schon, was du meinst.
Doch ihr Gesicht, das weiß ich wirklich nimmer
Ich weiß nur mehr: ich küßte es dereinst.

Und auch den Kuss, ich hätt ihn längst vergeßen
Wenn nicht die Wolke dagewesen wär,
Die weiß ich noch und werd ich immer wißen
Sie war sehr weiß und kam von oben her.
Die Pflaumenbäume blühn vielleicht noch immer
Und jene Frau hat jetzt vielleicht das siebte Kind
Doch jene Wolke blühte nur Minuten
Und als ich aufsah, schwand sie schon im Wind.

Bertolt Brecht

* * *
Вокруг сияло солнце лета;
лежал, зажат горами, дол
в потоке аромата, света
тем душным летним днём. 

Тянулись к солнцу сосны, мало
шумя, задумчивы вдвойне.
Трава густая лишь вздыхала,
и кланялась, кивала мне.

Трава густая мне шептала,
в поклоне тёрла мне лицо,
она шептала: «Солнце встало,
а мне слыхать зимы гонцов».

перевод с английского Айдына Тарика


* * *
The summer sun shone round me,
The folded valley lay
In a stream of sun and odour,
That sultry summer day.

The tall trees stood in the sunlight
As still as still could be,
But the deep grass sighed and rustled
And bowed and beckoned me.

The deep grass moved and whispered
And bowed and brushed my face.
It whispered in the sunshine:
«The winter comes apace.»

Robert Louis Stevenson

Герман Гессе, «Облака»

Облака-челны сплывают
надо мной, будя меня;
сети пёстрые взвивают—
чудо над юдолью дня.

В голубом краю струится
некий пёстрый, чудный свет—
он мне видится и снится,
но к нему дороги нет.

Лёгок свет в пречистой пене,
волен, кто высок вдали—
виден в вашей перемене
сон запятнанной земли?

перевод с немецкого Айдына Тарика


Wolken

Wolken, leise Schiffe, fahren
ueber mir und rühren mich
mit den zarten, wunderbaren
Farbenschleiern wunderlich.

Aus der blauen Luft entquollen,
eine farbig, schoene Welt,
die mich mit geheimnisvollen
Reizen oft gefangen hält.

Leichte, lichte, klare Schaeume,
alles Irdischen befreit,
ob ihr schoene Heimwehträume
der befleckten Erde seid?

Hermann Hesse

Чарльз Симик (США), «Частный сыщик»

Найти ключи там, где их нет—
вот моя работа, сказал я
словарю на столе. Мир за окном
стал нечитабельным. С ним—
часы на стене. Пожалуй, я
зажгу спичку, ненадолго

сориентируюсь; а сердце
замирает, ведь это здание
пустеет; а лифты кончают бег;
пылинки покоятся.
Часы тихого сыска,
пока Мадонна шваброй

ёрзает долгим коридором,
дёргая дверные ручки, и мою.
Просто я, старичок, потею
на стуле клиента, скажу ей.
Не суй свой нос в это дело.
Открыто, пока он не вломился.

перевод с английского Айдына Тарика


Private Eye

To find clues where there are none,
That's my job now, I said to the
Dictionary on my desk. The world beyond
My window has grown illegible,
And so has the clock on the wall.
I may strike a match to orient myself

In the meantime, there's the heart
Stopping hush as the building
Empties, the elevators stop running,
The grains of dust stay put.
Hours of quiescent sleuthing
Before the Madonna with the mop

Shuffles down the long corridor
Trying doorknobs, turning mine.
That's just little old me sweating
In the customer's chair, I'll say.
Keep your nose out of it.
I'm not closing up till he breaks.

Charles Simic

Чарльз Симик (США), «Конец сентября»

Почтовый грузовик везёт берегом
Единственное письмо.
На краю длинного пирса
Чайка скучает, поджимая ножку
То на миг, то надолго.
В воздухе пахнет угрозой
Трагедий в процессе сборки.

Прошлой ночью казалось, телевизор
бубнел в соседском доме.
Ты подумал, что новости
ужасные передавали,
и поэтому выбрался выяснить.
Босиком, в одних шортах.
Это просто море звучало устало,
После стольких пожизненных сроков
Из притворства срываясь куда-то,
И не добираясь никуда.

Утром солнце воскресное.
Небеса в своей роли:
Ни тени подмосткам тротуара,
Или ряду пустых коттеджей.
Среди них— цервкушка с дюжиной
Серых надгробий, тесной кучкой,
Словной они тоже дрожали.

перевод с английского Айдына Тарика


Late September

The mail truck goes down the coast
Carrying a single letter.
At the end of a long pier
The bored seagull lifts a leg now and then
And forgets to put it down.
There is a menace in the air
Of tragedies in the making.

Last night you thought you heard television
In the house next door.
You were sure it was some new
Horror they were reporting,
So you went out to find out.
Barefoot, wearing just shorts.
It was only the sea sounding weary
After so many lifetimes
Of pretending to be rushing off somewhere
And never getting anywhere.

This morning, it felt like Sunday.
The heavens did their part
By casting no shadow along the boardwalk
Or the row of vacant cottages,
Among them a small church
With a dozen gray tombstones huddled close
As if they, too, had the shivers.

Charles Simic

Чарльз Симик (США), «Errata»* 

Где «снег» читай
«следы зубов девы»
Где «нож» читай
«ты пробрала меня, как
полицейский свисток»
Где «стол» читай «конь»
Где «конь» читай «мои иммигрантские манатки»
«Яблоки» оставить «яблоками»
С каждой «шляпой»
думай об Исааке Ньютоне
за Ветхим Заветом
Убрать все пробелы
Они шрамы от слов
Не могу решиться сказать
Сомкни пальцем губы рассветов
иначе ослепнешь
Прокля`тый муравей ещё копошится
Найдётся ли время если угодно
все ошибки убрать
все руки стволы совы тарелки
все сигары пруды леса и достать
пивную бутылку моей величайшей ошибки
слово коему я позволил быть написанным
когда должен был крикнуть
её имя

перевод с английского Айдына Тарика
* опечатки (лат.)


Errata

Where it says snow
read teeth-marks of a virgin
Where it says knife read
you passed through my bones
like a police-whistle
Where it says table read horse
Where it says horse read my migrant's bundle
Apples are to remain apples
Each time a hat appears
think of Isaac Newton
reading the Old Testament
Remove all periods
They are scars made by words
I couldn't bring myself to say
Put a finger over each sunrise
it will blind you otherwise
That damn ant is still stirring
Will there be time left to list
all errors to replace
all hands guns owls plates
all cigars ponds woods and reach
that beer-bottle my greatest mistake
the word I allowed to be written
when I should have shouted
her name

Charles Simic

* * *
Старый месяц темнит
реку, что пересекает.
Смотри, как цепь блистает,
где он в воде стоит.

По каменным мосту,
подковами цокая, гонят
карету пресветлую кони—
уносят мою мечту.

перевод с немецкого Айдына Тарика

* * *
Der alte Mond, der geht
Durch den Fluß, den dunkeln.
Siehst du's wie Ketten funkeln,
Wo er im Waßer steht?

Über die Steinbruecke jagen
Roße, eisenbeschlagen,
Und voll Lichter ein Wagen, —
Dort wird meine Freud fortgetragen.

Max Dauthendey

Макс Даутендей, «И сердце распевает в клетке»

Во всём прекрасном и всесильном для меня есть ты,
твои глаза приходят в мой покой— и молодеет вздох,
и сердце распевает в клетке.
Голу`бок ты ко мне пускаешь на чердак,
цветы и травы прямы вновь с тобой,
в окне и у порога солнце с месяцем— уста к устам.

перевод с немецкого Айдына Тарика

Und mein Herz singt in seinem Käfig

In allem, was mir schön und allmaechtig scheint, bist du,
Deine Augen kommen in mein Zimmer, und die Luft wird jung,
Und mein Herz singt in seinem Käfig.
In mein Haus bringst du Lachtäublein unter mein Dach,
Die Blumen und Kraeuter richten sich auf,
Bei Scheibe und Schwelle sitzen die Sonne und der Mond Mund an Mund.

Max Dauthendey

Макс Даутендей, «Я был что лес промёрзлый»

Звенят бубенчики на дужках, лишь полдень гордый настаёт,
так кровь моя бурлит, ликуя: тебя целую — мрёт тоска.

Я был что лес промёрзлый, жалок и слеп на солнце,
но взоры наши сочетались —оттаяла душа моя.

Стальным клинком вонзился взор твой в грудь мне —
коль вынешь нож, я кровью изойду, умру.

перевод с немецкого Айдына Тарика

Ich war wie die erfrorenen Bäume

Die Glocken läuten in den Stühlen, wenn sich der Mittag stolz erfüllt, 
So läutet jubelnd mir mein Blut, wenn ich dich kueße und die Sehnsucht stirbt.

Ich war wie die erfrorenen Bäume armselig und blind vor der Sonne,
Doch als unsere Blicke sich kreuzten, rauchte mein Herz.

Wie ein Stahl steckt mir dein Blick in der Brust,
Ziehst du ihn aus, muß ich verbluten und sterben.

Max Dauthendey

Макс Даутендей, «В стекле двоятся свечи»

В стекле двоятся свечи,
в зерцале моем— как очи,
молчащие этой ночью—
клеймом я пламенным мечен.

Из бесконечной песни
две ноты, немые ночью,
сердце моё обходят
твои горящие очи.

перевод с немецкого Айдына Тарика


Die Kerzen vor meinem Spiegel

Die Kerzen vor meinem Spiegel,
Die doppelt im Glase sich zeigen,
Sind wie die Augen, die schweigen,
Und Augen sind glühende Siegel.

Von einem unendlichen Liede
Zwei Noten, dunkel und stumm,
Gehen mir im klopfenden Herzen
Deine brennenden Augen um.

Max Dauthendey

Макс Даутендей, «Мой слух переполнен гласьем»

Мой слух переполнен гласьем,
со мною воздух спорит,
у берега в древних камнях
с собою молвит море.

Оно никогда не умолкнет—
покоя не ищет любовь?
Что молвить желает мне море?
Моя так волнуется кровь.

перевод с немецкого Айдына Тарика


Am Ufer bei uralten Steinen

Mein Ohr, das ist voll Stimmen,
Die Luft schallt um mich her,
Am Ufer bei uralten Steinen
Spricht mit sich laut das Meer.

Es wird nie fertig mit Reden,
Was weiß es nur, daß es nie ruht?
Erzählt es von seiner Geliebten?
Das Meer, das spricht wie mein Blut.

Max Dauthendey