Надя получила приглашение от Здравевых на послеобеденный чай. После ночи переворота она несколько раз виделась с госпожой Здравевой, но от их дружбы осталось всего ничего, и то — вынужденное, из приличия. Решив не идти, она сразу засомневалась. Дома было пусто, безрадостно, и ей надо было отвлечься. Может, у Здравевых соберутся гости. Её надо походить, попасть на люди, чтобы более трезво оценить состояние Аси. 
Тот днями и ночами оставался во своём кабинете. Там он спал ночами, а днём сидел на кресле за столом — задумавшийся и неподвижный. Она ходила из комнаты в комнату, и всюза ощущала его присутствие. Он оставался в кабинете, как некое чуждое, молчаливое и таинственное существо. Бывали минуты, когда она боялась за него, бывали минуты, когда она плакала о нём. То она решала, что Ася тяжело болен, то вдруг, усоминившись, корила себя за напраслину. В нём как-то сторанно переплеталось нормальное с чем-то положительно ненормальным, здоровое с больным. Она страшилась, что не может ответить себе, что именно с ним.
На улице остановились несколько автомобилей, по лестнице на верхний этаж затопали. Прибыли гости Здравевых.
Когла госпожа Струмска поднялась, верхний этаж уже очень оживился. Хозяева распахнули двери комнат в вестибюль, и устроили на весь этаж салон с самыми разнообразными уголками.
Господин Здравев, как раз говоривший в вестибюле, очень сердечно встретил Надю. Сразу спросил и о супруге. Наде пришлось ему объяснить, почему тот не пришёл. Хозяин сказал, что слышал о его болезни, но думал, что всё прошло. Он заключил так:
— Ася после всего вышел слаб. Верно, что дело испортило ему много нервов.
Он говорил так, словно сам испортил уйму нервов. Вообще, он держался не просто хозяином, но и заслуженным героем, которого сегодня чествовали. Гости казались слабыми на память. Мужчины липли к толстому хозяину, и выглядели польщёнными тем, что могут говорить с ним; женщины с любопытством наблюдали его. Госпожа Струсмка явно была удивлена, она не могла понять, за что Здравев вдруг оказался столь важной особой.
Она села в среднюю комнату, где несколько дам оживлённо разговаривали. К ней подошла хозяйка, а затем— некий госполин, который Наде показался виденным однажды. Он поклонился, а когла заговорил, она узнала писателя Младенова. Он улыбался.
— Счастлив видеть вас, госпожа. Конечно, сегодня обстоятельства порадостнее тех.
Присев рядом, он напомнил ей вечер переворота. Извинился за возможную былую обиду. На неё снова произвёл впечатление его голос— суров ый и сильный, когда Младенов говорил о постороннем, и очень мягкий, когда давал понять, что говорит о ней. 
Среди гостей появилась фигура одного министра. Госпожа Струмска осмотрела комнаты. Ей показалось, что всё тут переменилось, стало богаче и изящнее. Она снова увидела Здравеву, окружённую группой мужчин, и задумалась. Насколько различны их дом, её муж и эта семья! Что совершил Здравев, отчего ему так воздалось? Женщины рядом с ней говорили о каком-то новом правительстве, которое скоро может прийти ко власти. Среди возможных министров они упоминали Здравева. 
Вдруг она увидела своего брата. Журналист, прислонившись ко двери соседней комнаты, наблюдал её взглядом, полным сожаления. Когда они свиделись, он приблизился к ней, стал за её стулом и, склонившись, тихо, но несколько злобно, заговорил: 
— Видишь, как люди устраиваются? Завтра господин в министры, а сегодня у него первые люди дня. Он не оказался столь глупым, как Ася, чтобы бросаться сломя голову. О, он совсем не такой глупец. Тот прибыл к готовому, ведь не важно свергнуть кого-то, а ловко зянять его место. Об Асе никто не говорит. Считают его умершим, а может, и вовсе не думают о нём.
Она повернула голову:
—Не говори мне.
И насилу улыбнулась, чтобы скрыть огорчение окружаюшим.
Он продолжил шёпотом:
— Не буду. Это в последий раз, поскольку, милочка, я верчу всю эту машинку и тебе надо знать, что мне противно. Я думал возвысить Асю, но твой муж идиот.
Она встала.
В тот миг писатель спросил:
— Я тут вижу граммофон. Не угодно ли музыки?
Она снова натянуто улыбнулась и пересела в другой конец комнаты.
Писатель уже говорил с хозяйкой.
— О, конечно!— восклкнула госпожа Здравева.
Они вдвоём ушли в соседнюю комнату. Вскоре затрепетали звуки нежного танго— и все голоса оборвались.
Печальная госпожа Струмска осталась одна.
В вестибюле затанцевала первая пара, из соседней комнаты явилась вторая.
Глубоко тоскуя, госпожа Струмска, крепилась, но ощутила слёзы на своих глазах. Беспричинно меланхолическая мелодия каждого танго всегда печалила её. Но теперь она думала о плохом, и музыка усиливала её му`ку. Она думала о своём пустом доме, о больном супруге, сидящем в кабинете, как живой мертвец. Она любила своего супруга и жизнь. Как вышло, что ей пришлось лишиться всего?!
Танцующие пришагивали, опьянённые взаимными касаниями молодых тел. Женщины жмурились и нервно поджимали пальцы на прлечах кавалеров.
— Вы не танцуете?
Она услышала нежащий голос писателя, но не оглянулась, чтоб тот не увидел её слёзы. Но он видел всё.
— Вас не радует музыка?
Затем, совсем тихо, голос прошептал:
—Сколь красивы очи ваши в слезах!
Она ощутила его настойчивый взгляд и невольно приподняла голово, но увидела, как напротив, в вестибюле на неё пристально смотрит Здравев. Она выпрямилась. Сидевший писатель Младенов отстранился, он было заметил взгляд хозяина, отчего вдруг заговорил:
— Тут вас наблюдают, скоройте свои слёзы от чужих взглядов.
Только теперь она была тронута дружеским вниманием писателя.
— Благодарю вас, —прошептала она. — Правда, музыка меня печалит.
Она улыбнулась ему. Она невольно посмотрела в вестибюль и увидела, что Здравев не спускал с неё глаз. Чего он желал?
Писатель говорил:
— Вы не такая, как все женщины, и я это в вас ценю.
Она постаралась показаться очень весёлой:
  —Не цените ли вы то же и в госпоже Здравевой?
Он помолчал, будто желая оценить её слова, затем сильно приблизился к ней и с неожиданной, но взвешенной искренностью, сказал:
— Она только красивая, развратная женщина.
— Кто? — спросила она и отстранилась от его взгляда.
Он сказал твёрдо:
— Госпожа Здравева. Вы подозреваете меня в интересе к ней. Имеете право. Но я могу любить женщину только такую, как вы.
Она нахмурилась:
— Этого я у вас не спрашиваю.
Фокстрот прогнал танго. Саксофон бешено извивался и пищал. Теперь танцевали пять-шесть пар.
Он спросил:
— Вы не желаете танцевать?
Она строго отказала. Она сидела неподвижно и боролась с собой. Зачем он говорил её такие слова? Надо ли ей знать, каких женщин он любит? Она снова подумала о своём доме и супруге. Она оставила его, чтобы развлекаться здесь, где всё оскорбляет нежный идеализм её супруга и чистоту её дома. Вполне ясно она теперь видела, что вершится вокруг. Её брат был прав. Здравевы пользуются плодами борьбы, которую вели её муж с товарищами. Тут были люди, желавшие отнять у её мужа оставшуюся ему кроху счастья. 
Она встала.
Младенов прошептал:
— О Боже, что вы думаете?
Его слова прозвучали с искренней тревогой. Она ощутила нежащий тон его голоса и, не зная, за что, пожелала воздать ему, поблагодарить, взглянуть на него, но это был только миг. Она тронулась.
Здравев сразу подошёл к ней. Его лицо выражало некий испуг, взгляд его был тот же неподвижный. Она видела дерзкую сочность его рта.
— Зачем вы встали? Думаете уйти? Никоим образом.
Он схватил за руку её.
— Нет. Этого нельзя.
Большой мужчина тяжело дышал. Она посмотрела на него. Глаза его были хищные, толстое лицо— вспотевшим. Она отдёрнула свою руку.
— Мне пора. Ася давно один.
Подошла и госпожа Здравева. Струмска настояла и тронулась. Она уже сходила по лестнице, когда хозяин выкрикнул ей:
— Я зайду увидеть Асю. Правда, можно?
Она вглянула на него и испугалась. Его лицо было искажено похотью.

перевод с болгарского Айдына Тарика