Владимир Полянов, "Солнце угасло". Роман. Глава двадцать четвёртая

Ночь уже давно настала. В окне виднелись далёкие огни домов и уличных фонарей. В полумраке ателье пустой штатив стоял как человек во весь рост: на стену падала его тень. Слышались шаги по крыше. Хлопнула дверь соседнего чердака.
Старый художник лежал на диване, уткнувшись лицом в подушки, и смотрел в бездну мрака. «Куда?»— спрашивал он себя и не видел пути.
Убийство Аси погубило все надежды в его душе. Любая борьба против тайных убийц была бессмысленной. Тем утром, после ужасного происшествия, его таскали по участкам. Вернувшись из полиции домой, он свалился как труп и рарыл голову в подушки. Отчаяние сдавило ему душу. «Куда?»—спрашивал он себя и видел только непроглядный мрак перед глазами. Оно довлело над всей страной. Разочарование, услышанное им из больных слов Младенова, теперь расцвело и овладело им. Он знал жизнь пятьдесят лет. И то, что увидел Мледенов за свои тридцать, теперь повторялось. В этой стране не было ни одного солнечного дня. Политические споры решались убийствами. В борьбе за что-то лучшее погибали самые светлые личности, и над их трупами вырастали чудовища. Таланты изгонялись из страны или их душила злоба. В этой стране пуще всего цвёл терн, а наградой за самые добродетельные стремления был венец из него. Уважаемые подлецы устраивали свою жизнь, а честные умирали в нищете.
Пятьдесят лет он закалял свой характер, учился твёрдости, честности и открытости. С идеей, что люди должны быть горячими или холодными, но оставаться цельными личностями, он думал достичь чего-то лучшего. В жизни он встречал многих, чей путь не знал заминок и поворотов. Их смерть была разве что краше прочих, но и она ничего не исправляла. Писатель был прав. В этой стране силы тратятся на жизненные мелочи. Люди ненавидят всех, кто строит себе дом выше трёх этажей, и они убивают тех, кто видит дальше их.
Он видел всю страну, утонувшую в непроглядном мраке, и спрашивал себя: «Куда?» Убийство Аси переполнило чашу его терпения. Не был ли Ася честным, открытым, сильным и красивым?! Разве не такими были его друзья?! Убили Асю, убили Загорова, а тысячи их спутников гибнут забытые, смятые, выброшенные.
Он хотел заплакать. В этой стране всё равно, силён ты или слаб. Злоба сильнее. Алчность хитрее. Они куют своё оружие и бессердечно уничтожают. Во мраке не видно ни одного просвета. В отчаянии он не видел и луча надежды.
Он уедет, убежит как Младенов! Ох, это легче всего! Теперь он понял Младенова лучше любого, но не мог последовать за ним.
Когда-то он шутил, что тронется и станет проповедовать людям быть горячими или холодными. Теперь надо что-то предпринять. Убежать легче всего. К другому звала его любовь, ведь он любил эту маленькую помрачённую страну. Над нею может загореться солнце, надо только найти путь к нему.
Ему стало смешно. В этой стране, где не ценится человеческая жизнь, где всякий рвётся во власть и к богатству, не думая, что это стоит, если блеснёт солнце, всё покажется ещё более безобразным.
Он метался во мраке. не находил выхода. На сердце его лежала му`ка. Глаза его обременяли слёзы. Ночь наступала: обычно бивший в окна подобно пчелиному рою городской шум стихал.
Да, задачи жизни не исчерпываются борббой за устройство общества— вспомнил он слова Младенова. Эта борьб груба и реальна, она пробуждает подлейшие инстинкты. Она притупляет стремление людей к совершенной жизни. Будь в прошлом десяток разумных властителей, которые воспитали бы народ личным примером, может быть, все теперь выглядело бы лучше. Плохие люди, злые они? А стремись они к совершенству духа, к знаниям, а не к привилегиям власти— были бы они добрее? Писатель был прав. Умопомрачение втемяшило людей. Сумасшедшая гонка к власти в её подлейшей форме. Поздно ли теперь тронуться иным путём?
Его мысль анализировала события и характеры, она искала выхода, но он чувствовал, что отчаяние лишает его сил, му`ка убивает веру. Картина убийства не покидала его сознания. Она подбрасывала заключение, что всё напрасно. Достигшие бессердечия, с руками по локоть в крови, люди мучительно приютили в душах животное. Картина действительности навсегда останется страшной. Бешеное вино пили все.
Он встал. Голова его была чугунной, перед глазами маячили чёрные пятна. Он увидел тень штатива на стене и затрепетал — словно две торчащие виселицы. Он приблизился к окну. Улицы выглядели чёрными, мёртвыми реками. Они были пусты и тихи.
Он вышел. Как во сне он миновал лестницу, спустился с пятого этажа и показался на улице. На выходе он остановился и прислонился к стене. Куда он уходи? Зачем? Но он чувствовал желание идти. Он не замечал сильного холода. Звёздное небо и чёрные, умолкшие улицы звали его. Он хотел идти, идти, не останавливаясь. Может быть, его душа вслепую искала другой мир.
Он он не дошёл ещё до первого угла, как зрелище широко распахнуло его глаза и на разрыв натянуло его нервы. Из какой-то корчмы вышли трое. Сначала один, затем ещё двое. Те настигли первого и начали бесчеловечно бить его. Кулаки случали о головы, кости трещали.
Обезумевшие, бессердечные, жестокие! Он пристально смотрел на них и хотел закричать, заголосить. Истерия чуть не бросила его на землю. Обычная уличная драка. В другой раз она бы не впечатлила его. Теперь он связал уличную сцену со всем пережитым. Он чувствовал свой ужасный крик на губах.
Обезумевшие, бессердечные, жестокие!
То были не трое уличных пьяниц, а тысячи людей, которые завтра тронутся молчаливыми улицами, оживят дома, займут заведения, запашут нивы, отворят кассы контор.
Он побежал. Плач душил его. Господи, зачем ты оставил людей такими?! Он двигался разбитый, опустив руки, склонив голову, его ноги заплетались. Он останавливался, упорно смотрел в бесконечность улиц— и снова шёл. Он опять остановился и прижал ладонь к сердцу. И опустил глаза на землю. Чёрное пятно, впитавшееся в мостовую, зловеще смотрело на него. То была кровь Аси.
Он ушёл вне себя, пьяный от скорби. Он прислонялся к стенам домов, чтобы перевести дух, и снова шёл. Далече, в глубине улицы кончались электрические лампы, и его взору открывалось бескрайиее поле— синее и фиолетовое от делёкого зарева, которое наступало. Он шёл к этому полю и хотел потеряться, исчезнуть на нём.
Конец улицы пересекало русло реки, а мост подсказывал ему дальнейший путь. Он ступил на мост— и, вслушавшись, замер. Откуда-то раздавался плач и дрожащий голос. Он услвшал одно слово:
— Холодно!
Голос беспомощно просил. Другой ему ответил столь же слабо и тихо, но с желанием ободрить:
— Перед рассветом всегда холодно. А ты получше укутайся. Мне терпимо.
Художник присмотрелся, окинул взглядом русло, заглянул под мост —и увидел две тению Он поспешил спуститься по лестнице.
Под сводом моста, тесно прижавшись, сидели двое мальчиков, босые и оборванные. Один распахнул своё пальтишко и полой укрыл другого, прижав его к себе. Ихумлённых художник спросил:
— Что вы здесь делаете?
Немного испугавшись, дети взглянули на него. Один ответил:
— Мы тут спим.
— Кто вы? Братья?
— Нет. Мы сегодня встретились. И у него нет родителей, и у меня нет.
Стари, прослезившись, посмотрел на трогательное обьятие детей, чужих и незнакомых, но уже поделившихся последним.Картина товарищества взволновало его сердце. О, если бы все люди были такими!
Небо стало тёмно-синим, одна за другой гасли звёзды. Откуда-то с поля доносился птичий щебет. Вдалеке на востоке, там, где возвышалось поле, золотились фиолетовые вершины гор, словно пожар в другой, далёкой стране бросал свои отблески. Величественно рождался день.
Свежий воздух убыстрил его ум, мука его стихала. Он чувствовал возвращение сил. Его исполняла надежда. Отдуда шло всё? Какую мысль пробудили в нём двое бедных деток? Он видел, как детская добрая рука с любовью обнимает всех людей— могут ли они теперь быть злыми, жестокими, бессердечными?
С новым днём перед его глазами дружно поднимались завесы. Некогда он желал тронуться по земле и проповедовать жар или холод сердец, храбрость или подлость. Теперь он видел, что надо людям — быть добрее, человечнее!
Посветлённое, лицо его засияло. Во мраке от отворял дорогу. Которую ему надо было указать всем.
Он тронулся. Воодушевлённый, он словно стал б`ольшим. 
Навстречу ему горело солнце и заливало его своими лучами.

перевод с болгарского Айдына Тарика
Обсудить у себя 0
Комментарии (0)
Чтобы комментировать надо зарегистрироваться или если вы уже регистрировались войти в свой аккаунт.