Георги Марков, «Санаторий д-ра Господова». Повесть. Отрывок девятый
То была самая красивая ночь. Небо над горами постепенно очистилось, и когда полная луна выпрыгнула из-за скал и тронулась по хребту, белый санаторий засиял, что одинокий сказочный дворец.
На терраса перед седьмой комнатой молчаливо сидел лишь один человек. Горбатый. Заодно с другими он было ушёл лечь, но не смог уснуть, и наконец оделся и вышел вон. Девушка все так же беспробудно спала. Он испугался, зашел в палату и ухом прислонился к её груди. Затем он слегка отдёрнул занавеску, так, что лунный свет озарил её лицо. В полумраке оно выглядело мраморным, сверхъестественным, прекрасным и таинственным. Восторженный Горбатый засмотрелся на неё. Наконец он перекрестился, вышел вон, достал снимок той, которую было выдавал за свою жену, и тихо изорвал его. Пока лощёные белые клочки летели вниз, он поднял глаза и, исполненный молитвенной кротости. взглянул на небо. Над головой его оно было совсем близко, огромное и мирное. Под ним торчали серебряные силуэты скал— навсегда воздевшие руки околдованные гиганты. Повсюду пели птицы. У самой террасы на большой берёзе соловей впал в экстаз, а понизу и издали раздавался многоголосый щебет.
— Боже господи, — прошептал Горбатый, всматриваясь в близкое ему небо — если ты уснул, очнись, выгляни! Выгляни! Слышишь ли ты, господи?! Я прощу тебе и горб, и двадцатикилограммовые доски, и всё прочее… твои грехи, господи велики, но я их прощу! — его озарило великодущие. —Если ты спасёшь её! На рассвете она поднимется с кровати, выйдет вон, и продолжит путь свой! — Горбатый улыбнулся, очевидно представив себе божеский выход, и только добавил. — Почему это невозможно, господи?!
В тот миг он совсем рядом услышал кукование. И устрашился. Словно господь вынес ему приговор. Он снова вошёл в комнатц девушки. Ему показалось, что дышит она очень легко, без натуги.
Миновала полночь. Доктор Господов тайно вернулся и спал во своём кабинете внизу. Слышался размеренный храп Немого.
Учитель рисования не мог уснуть. Он тревожно вертелся в кровати и думал, не сходить ли ему повидать девушку. Он боялся, что эти там, да и блистающая, таинственная ночь пугала его. Затем он снова подумал о своей бывшей жене, которая ни разу не проведала его. словно навсегда желала забыть его. Он подумал, не написать ли её письмо с проклятьями, что-то из тех предсметных писем, которые пожизненно преследуют неблагодарную совесть. Он даже сочинил несколько выразительных фраз. И снова подумал о своих братьях. Они спекулировали одеждой, ловко пользовались военной ситуацией и скопили хорошие деньги, что было ему известно. Но женами их оказались какие-то фанатические скряги и прожорливые уродины. Они с презрением смотрели на него, просто художника, и досадовали, поскольку он болел и ему надо было что-то подбрасывать.
«Ах, если я останусь жив, то так с вам расквитаючь, что вы запомните меня! Я заработаю столько же, но вдвойне гразнее их, подлее, сгребу кучу денег— и разорю их, доведу их до сумы и, если смогу, то и по каверне просверлю в их лёгких, я сумею это сделать!» — замышлял Учитель.
В дверь тихо стукнули. Пришёл Акрабов.
— Что с тобой?— спросил его Учитель и потянулся к лампе.
— Не зажигай! — бросил Акрабов и присел на кровать.
Учитель очень удивился. Сам Иван Акрабов спустился по лестнице и пожаловал к нему!
В полумраке Учитель видел его лицо и густые брови, нахмурившиеся, дабы внушить всю тревожную серьёзность дела.
— Послушай,— внешне спокойно обратился к нему Акрабов— о письме, которое я дал тебе, ты чтоб нигде не трезвонилю Ни слова!
— В чём дело? — с недоумением, но несколько успокоившись, спросил Учитель.
— Деньги твои, вот что я пришёл сказать тебе! Только ты молчи!— Акрабов склонился над ним.
— Какие деньги?
— Я донёс— прошептал Акрабов — о шумкарке в жандармерию… положено вознаграждение, то ли пятьдесят тысяч, то ли сто… они твои!
Учитель оцепенел. Горло его пересохло, язык слипся, и он не мог даже сглотнуть.
— Ясно тебе?!— повторил Акрабов. — Деньги твои! — и он с трудом встал. — Если что, ты ничего не знаешь, вот так!
Учител видел, как громадный его силуэт, настоящий призрак, растаял во тьме.
Всё, что последовало затем, ему показалось сном, словно не он, а другой совершил его действия. Мир утратил реальность, исчезла больничная палата, санаторий, туберкулёз и тело.
Он не мог сказать, сколь долго затем он пробыл в кровати, вероятно, около получаса. Затем безо всяких мыслей и рефлексии он метнулся к двери, с треском отворил её и как взбесившийся взбежал по ступеням, крича:
— Проснитесь! Проснитесь вы! — И он бил кулаками все двери по очереди. — Быстрее вставайте! Быстрее!
Эти пятеро появились почти одновременно.
— Что там? — спросил Педро. — Неужели...?
Акрабов приблизился к Учителю. Он хранил полное самообладание.
— Плохо тебе, мастер?— внимательно спросил он. — Айда ко мне, дам какого-нибудь успокоительного...
— Что происходит?— спросил Философ.
— Все тут?— кричал Учитель, не зная, что сказать. — Хочу, чтобы вы все собрались тут! Все!
— Ему нехорошо...— откликнулся Акрабов. — Кликнем управляющего...
— Никого ты не позовёшь! Останешься тут!— крикнул Учитель и стал перед Акрабовым. — Смотрите, чтоб он и шагу не ступил!
— Но всё-таки что сталось?— в свою очередь откликнулся Горбатый.
— Вечером… он дал мне письмо!— сказал Учитель. Ему казалось, что он не успеет сообщить всё. —… донос конной жандармерии на вокзале…
— Что?! — первый воскликнул Доктор. — Вы её предали?!
— Где письмо?— спросил испуганный Философ.
— … я на знал, о чём оно… и отнёс его в лесному сторожу, и передал ему, как поручил мне Аркабов… я не знал…
— Когда это было?— спросил Доктор.
— Они верно уже тронулись! —ответил Учитель.
— И ты столько молчал!— воскликнул Горбатый.
Расставив ноги Акрабов невозмутимо стоял у двери.
— Ещё бы ему не молчать!— насмешливо сказал он. — Пятьдесят тысяч левов ему кстати! Он на них тут ещё сто дней протянет!
— Неправда! —заголосил Учитель. — Неправда! Он сам написал его и недавно спустился вниз сказать мне, чтобы я молчал, и он сказал мне о вознаграждении, я не знал, ничего не знал… Он! — Учитель указал на Акрабова. Он весь дрожал как в лихорадке.
И вот Педро стал на пути землевладельца.
— Это был твой донос? —спросил он.
— Вы против меня сговорились! — бесстрашно бросил Акрабов. — Вы закрыли меня, хотели меня убить?! Хорошо, посмотрим!
— Что «посмотрим»?!— Глаза Доктора страшно полыхнули.
— Большое дело!— усмехнулся Акрабов. — Одной шумкаркой меньше! Айда всем спать!— он вполне уверенно обернулся ко своей двери.
Учитель бешено бросился вперёд, схватил его за шею и дернул его так сильно, что Акрабов зашатался. В следующий миг его замолотили кулаки, ногти настигли и истерически впились ему в лицо. Одновременно с Учителем все набросились на землевладельца. Они повалили его перед дверью, а затем, словно по полчаливому уговору, сволокли его в холл. Горбатый зажал ему рот.
Акрабов сопротивлялся изо всех своих сил.
— Пустите меня!— только и смог он выкрикнуть. — На помощь! На помощь!
Горбатый снова бросился на него, но Акрабов извернулся, упал на ковёр и закричал:
— Хотите сберечь её для себя?! Никогда! Ни за что! Вот прискачет полиция, и тогда разберёмся!
Педро развернулся и ударил ногой ему в челюсть. Акрабов упал назад. Горбатый, Учитель и Философ крепко зажали его.
— Принесите его чемоданы!— приказал Доктор. — За все свои грехи он заплатит сразу!
Горбатый и Учитель метнулись в палату Акрабова и принесли два больших чемодана, о которых говорилось, что они полны денег.
Акрабов заметил чемоданы и резко, отчаянно, одним движением попытался освободиться.
— Не смейте!— крикнул он. — Деньги! Мои денежки! Помогите! Помогите! Убийцы! Денежки мои!
Педро всем телом лег на него и ладонями затиснул его рот. Акрабов задыхался.
Учитель разгадал замысел Доктора, отворил первый чемодан, сгрёб целую кучу банкнот и бросил их в камин, где ещё тлел огонь. Бумага сразу воспламенилась и в холле посветлело.
— А-ну возьми их! Вот твои деньги!— выкрикнул Учитель.
Акрабов в последний раз постарался вырваться.
— Денежки мои! Денежки мои!— просипел он. — На помощь!
— Заткните ему глотку, но пусть смотрит! Пусть видит, как горят!— воскликнул Доктор. Он стоял в стороне, прислонясь к одному из кресел.
— Ещё кого выдай!— яростно выкрикивал Педро. — Иди и донеси теперь Святому Петру! И он тебя одарит!
А Учитель словно сошёл с ума. Он метался к чемоданам, доставал пригоршни банкнот и швырял их в огонь, крича:
— Покупай! Покупай!
Вдруг он опомнился, подбежал к портрету Акрабова, одим ударом сломал раму, смял всё и затолкал в огонь.
— А вот прибудет полиция, вашу мамку!— глухо, как из-под земли послышался голос Акрабова. — Вашу матушку...
Не в силах стерпеть этого, Педро протянул руки и изо всей силы сжал его горло.
— Напиши ещё одно письмо!— крикнул Горбатый. — Напиши-ка!
Учитель продолжал бросать банкноты. Пламя всё крепчало, в холле было светло как днём.
Немного погодя Философ сказал:
— Он совсем кончился!
Они опасливо отшатнулись. Акрабов рухнул как бревно. Дктор склонился над ним.
— Готов!— сказал он.
— Я прижал его немного сильнее!— глядя на свои ладони, откликнулся Педро.
Учитель был вне себя.
— Приведите его в чувство!— крикнул он. — И мы начнём снова! Посмотрим!
— Что теперь делать?— спросил Философ.
Они быстро утащили труп к бюсту доктора Господова-старшего. Затем Педро сбросил большой и тяжёлый памятник на тело мёртвого Акрабова. Бюст глухо слукнул и разбил ему лицо. Ужаснувшись, они отвернули головы. Только учитель продолжил:
— Мало ему!
Они быстро вернули чемоданы в палату и растолкали огонь, чтобы сгорели банкноты сгорели дотла.
— А что мы сделаем с нею?— спросил Доктор.— Нельзя нам оставить её полиции! Пусть хоть минуту поживёт, пока умрёт в покое!
— Вынесем её вон и где-нибудь спрячем, Доктор— сказал Горбатый.— Я останусь стеречь её!
— А я останусь в её комнате и лягу. Вы задержите их, а я окажу сопротивление, не открою… они замешкаются — сказал Педро.
Они были готовы на всё. Убийство Акрабова преобразило их.
— А может быть, они не придут?!— понадеялся Философ.
Только теперь Горбатый догадался.
— Она словно ничего не услышала. Мы её совсем не испугали!— сказал он и ввалился в седьмую палату. Но только войдя, он сразу воскликнул: «Доктор!»
Девушка неподвижно лежала с откинутой назад головой. Изо рта её всё струилась густая алая кровь. Глаза её были полуоткрыты— и всё это сразу заметили. Бархатные, лучистые глаза застыли в спокойном ожидании. Доктор вытер кровь, умостил её голову посредине подушки и затем притворил её веки.
Другие застыли как статуи. Учитель рисования навсегда запомнил эту белую постель и головку девушки, вдруг задремавшей.
В это время Немой, разбуженный суматохой, вошёл в холл, увидел труп Акрабова и поставил на место бюст. Он поднял тяжёлое тело и по своему обыкновению потащил труп в морг. Эта смерть не произвела на него никакого впечатления: уже многие умершие прошли через его руки.
На заре послышался топот сапог и кличи. В санаторий хлынула жандармерия. Они подняли управляющего с кровати и погнали его босиком в коридор. Доктор Господов-младший проглотил язык. Едва опонмившись и поняв, в чём дело. он закукарекал перед жандармским офицером:
— Господин капитан, вчера мы нашли её у дверей, и я сразу поручил сообщить вам! Конечно, письмо написал я! Лично я!
— Немедленно передайте её нам!— сказал хмурый капитан.
— Конечно, ваше благородие, конечно...— управляющий поспешил к седьмой палате. — Вот, она в этой комнате, покорнейше прошу… и не беспокойтесь, у неё нет оружия, я сам проверил, нет…
Капитан смело приблизился к седьмой палате, но в тот миг, когда он потянулся к ручке, дверь сама отворилась. Он инстинктивно отпрянул назад. Изумлённым взглядам управляющего и жандармов предстали пятеро мужчин, одетых в больничные халаты, несущие на руках девушке, укрытую одеялом. Первыми шли Педро и Учитель. Доктор в стороне скорее держался за тело девушки, чем помогал. За ними, приподняв голову покойной, ступали Философ и Горбатый.
Они тронулись коридором. Увидев жандармов, Педро побледнел, глаза его блеснули, он метнулся к капитану и, протянув к нуму руку, дико крикнул:
— Скинь шапку, скотина!
Испуганный его горящим взглядом, капитан робко сдёрнул фуражку.
перевод с болгарского Айдына Тарика
Обсудить у себя
0
На терраса перед седьмой комнатой молчаливо сидел лишь один человек. Горбатый. Заодно с другими он было ушёл лечь, но не смог уснуть, и наконец оделся и вышел вон. Девушка все так же беспробудно спала. Он испугался, зашел в палату и ухом прислонился к её груди. Затем он слегка отдёрнул занавеску, так, что лунный свет озарил её лицо. В полумраке оно выглядело мраморным, сверхъестественным, прекрасным и таинственным. Восторженный Горбатый засмотрелся на неё. Наконец он перекрестился, вышел вон, достал снимок той, которую было выдавал за свою жену, и тихо изорвал его. Пока лощёные белые клочки летели вниз, он поднял глаза и, исполненный молитвенной кротости. взглянул на небо. Над головой его оно было совсем близко, огромное и мирное. Под ним торчали серебряные силуэты скал— навсегда воздевшие руки околдованные гиганты. Повсюду пели птицы. У самой террасы на большой берёзе соловей впал в экстаз, а понизу и издали раздавался многоголосый щебет.
— Боже господи, — прошептал Горбатый, всматриваясь в близкое ему небо — если ты уснул, очнись, выгляни! Выгляни! Слышишь ли ты, господи?! Я прощу тебе и горб, и двадцатикилограммовые доски, и всё прочее… твои грехи, господи велики, но я их прощу! — его озарило великодущие. —Если ты спасёшь её! На рассвете она поднимется с кровати, выйдет вон, и продолжит путь свой! — Горбатый улыбнулся, очевидно представив себе божеский выход, и только добавил. — Почему это невозможно, господи?!
В тот миг он совсем рядом услышал кукование. И устрашился. Словно господь вынес ему приговор. Он снова вошёл в комнатц девушки. Ему показалось, что дышит она очень легко, без натуги.
Миновала полночь. Доктор Господов тайно вернулся и спал во своём кабинете внизу. Слышался размеренный храп Немого.
Учитель рисования не мог уснуть. Он тревожно вертелся в кровати и думал, не сходить ли ему повидать девушку. Он боялся, что эти там, да и блистающая, таинственная ночь пугала его. Затем он снова подумал о своей бывшей жене, которая ни разу не проведала его. словно навсегда желала забыть его. Он подумал, не написать ли её письмо с проклятьями, что-то из тех предсметных писем, которые пожизненно преследуют неблагодарную совесть. Он даже сочинил несколько выразительных фраз. И снова подумал о своих братьях. Они спекулировали одеждой, ловко пользовались военной ситуацией и скопили хорошие деньги, что было ему известно. Но женами их оказались какие-то фанатические скряги и прожорливые уродины. Они с презрением смотрели на него, просто художника, и досадовали, поскольку он болел и ему надо было что-то подбрасывать.
«Ах, если я останусь жив, то так с вам расквитаючь, что вы запомните меня! Я заработаю столько же, но вдвойне гразнее их, подлее, сгребу кучу денег— и разорю их, доведу их до сумы и, если смогу, то и по каверне просверлю в их лёгких, я сумею это сделать!» — замышлял Учитель.
В дверь тихо стукнули. Пришёл Акрабов.
— Что с тобой?— спросил его Учитель и потянулся к лампе.
— Не зажигай! — бросил Акрабов и присел на кровать.
Учитель очень удивился. Сам Иван Акрабов спустился по лестнице и пожаловал к нему!
В полумраке Учитель видел его лицо и густые брови, нахмурившиеся, дабы внушить всю тревожную серьёзность дела.
— Послушай,— внешне спокойно обратился к нему Акрабов— о письме, которое я дал тебе, ты чтоб нигде не трезвонилю Ни слова!
— В чём дело? — с недоумением, но несколько успокоившись, спросил Учитель.
— Деньги твои, вот что я пришёл сказать тебе! Только ты молчи!— Акрабов склонился над ним.
— Какие деньги?
— Я донёс— прошептал Акрабов — о шумкарке в жандармерию… положено вознаграждение, то ли пятьдесят тысяч, то ли сто… они твои!
Учитель оцепенел. Горло его пересохло, язык слипся, и он не мог даже сглотнуть.
— Ясно тебе?!— повторил Акрабов. — Деньги твои! — и он с трудом встал. — Если что, ты ничего не знаешь, вот так!
Учител видел, как громадный его силуэт, настоящий призрак, растаял во тьме.
Всё, что последовало затем, ему показалось сном, словно не он, а другой совершил его действия. Мир утратил реальность, исчезла больничная палата, санаторий, туберкулёз и тело.
Он не мог сказать, сколь долго затем он пробыл в кровати, вероятно, около получаса. Затем безо всяких мыслей и рефлексии он метнулся к двери, с треском отворил её и как взбесившийся взбежал по ступеням, крича:
— Проснитесь! Проснитесь вы! — И он бил кулаками все двери по очереди. — Быстрее вставайте! Быстрее!
Эти пятеро появились почти одновременно.
— Что там? — спросил Педро. — Неужели...?
Акрабов приблизился к Учителю. Он хранил полное самообладание.
— Плохо тебе, мастер?— внимательно спросил он. — Айда ко мне, дам какого-нибудь успокоительного...
— Что происходит?— спросил Философ.
— Все тут?— кричал Учитель, не зная, что сказать. — Хочу, чтобы вы все собрались тут! Все!
— Ему нехорошо...— откликнулся Акрабов. — Кликнем управляющего...
— Никого ты не позовёшь! Останешься тут!— крикнул Учитель и стал перед Акрабовым. — Смотрите, чтоб он и шагу не ступил!
— Но всё-таки что сталось?— в свою очередь откликнулся Горбатый.
— Вечером… он дал мне письмо!— сказал Учитель. Ему казалось, что он не успеет сообщить всё. —… донос конной жандармерии на вокзале…
— Что?! — первый воскликнул Доктор. — Вы её предали?!
— Где письмо?— спросил испуганный Философ.
— … я на знал, о чём оно… и отнёс его в лесному сторожу, и передал ему, как поручил мне Аркабов… я не знал…
— Когда это было?— спросил Доктор.
— Они верно уже тронулись! —ответил Учитель.
— И ты столько молчал!— воскликнул Горбатый.
Расставив ноги Акрабов невозмутимо стоял у двери.
— Ещё бы ему не молчать!— насмешливо сказал он. — Пятьдесят тысяч левов ему кстати! Он на них тут ещё сто дней протянет!
— Неправда! —заголосил Учитель. — Неправда! Он сам написал его и недавно спустился вниз сказать мне, чтобы я молчал, и он сказал мне о вознаграждении, я не знал, ничего не знал… Он! — Учитель указал на Акрабова. Он весь дрожал как в лихорадке.
И вот Педро стал на пути землевладельца.
— Это был твой донос? —спросил он.
— Вы против меня сговорились! — бесстрашно бросил Акрабов. — Вы закрыли меня, хотели меня убить?! Хорошо, посмотрим!
— Что «посмотрим»?!— Глаза Доктора страшно полыхнули.
— Большое дело!— усмехнулся Акрабов. — Одной шумкаркой меньше! Айда всем спать!— он вполне уверенно обернулся ко своей двери.
Учитель бешено бросился вперёд, схватил его за шею и дернул его так сильно, что Акрабов зашатался. В следующий миг его замолотили кулаки, ногти настигли и истерически впились ему в лицо. Одновременно с Учителем все набросились на землевладельца. Они повалили его перед дверью, а затем, словно по полчаливому уговору, сволокли его в холл. Горбатый зажал ему рот.
Акрабов сопротивлялся изо всех своих сил.
— Пустите меня!— только и смог он выкрикнуть. — На помощь! На помощь!
Горбатый снова бросился на него, но Акрабов извернулся, упал на ковёр и закричал:
— Хотите сберечь её для себя?! Никогда! Ни за что! Вот прискачет полиция, и тогда разберёмся!
Педро развернулся и ударил ногой ему в челюсть. Акрабов упал назад. Горбатый, Учитель и Философ крепко зажали его.
— Принесите его чемоданы!— приказал Доктор. — За все свои грехи он заплатит сразу!
Горбатый и Учитель метнулись в палату Акрабова и принесли два больших чемодана, о которых говорилось, что они полны денег.
Акрабов заметил чемоданы и резко, отчаянно, одним движением попытался освободиться.
— Не смейте!— крикнул он. — Деньги! Мои денежки! Помогите! Помогите! Убийцы! Денежки мои!
Педро всем телом лег на него и ладонями затиснул его рот. Акрабов задыхался.
Учитель разгадал замысел Доктора, отворил первый чемодан, сгрёб целую кучу банкнот и бросил их в камин, где ещё тлел огонь. Бумага сразу воспламенилась и в холле посветлело.
— А-ну возьми их! Вот твои деньги!— выкрикнул Учитель.
Акрабов в последний раз постарался вырваться.
— Денежки мои! Денежки мои!— просипел он. — На помощь!
— Заткните ему глотку, но пусть смотрит! Пусть видит, как горят!— воскликнул Доктор. Он стоял в стороне, прислонясь к одному из кресел.
— Ещё кого выдай!— яростно выкрикивал Педро. — Иди и донеси теперь Святому Петру! И он тебя одарит!
А Учитель словно сошёл с ума. Он метался к чемоданам, доставал пригоршни банкнот и швырял их в огонь, крича:
— Покупай! Покупай!
Вдруг он опомнился, подбежал к портрету Акрабова, одим ударом сломал раму, смял всё и затолкал в огонь.
— А вот прибудет полиция, вашу мамку!— глухо, как из-под земли послышался голос Акрабова. — Вашу матушку...
Не в силах стерпеть этого, Педро протянул руки и изо всей силы сжал его горло.
— Напиши ещё одно письмо!— крикнул Горбатый. — Напиши-ка!
Учитель продолжал бросать банкноты. Пламя всё крепчало, в холле было светло как днём.
Немного погодя Философ сказал:
— Он совсем кончился!
Они опасливо отшатнулись. Акрабов рухнул как бревно. Дктор склонился над ним.
— Готов!— сказал он.
— Я прижал его немного сильнее!— глядя на свои ладони, откликнулся Педро.
Учитель был вне себя.
— Приведите его в чувство!— крикнул он. — И мы начнём снова! Посмотрим!
— Что теперь делать?— спросил Философ.
Они быстро утащили труп к бюсту доктора Господова-старшего. Затем Педро сбросил большой и тяжёлый памятник на тело мёртвого Акрабова. Бюст глухо слукнул и разбил ему лицо. Ужаснувшись, они отвернули головы. Только учитель продолжил:
— Мало ему!
Они быстро вернули чемоданы в палату и растолкали огонь, чтобы сгорели банкноты сгорели дотла.
— А что мы сделаем с нею?— спросил Доктор.— Нельзя нам оставить её полиции! Пусть хоть минуту поживёт, пока умрёт в покое!
— Вынесем её вон и где-нибудь спрячем, Доктор— сказал Горбатый.— Я останусь стеречь её!
— А я останусь в её комнате и лягу. Вы задержите их, а я окажу сопротивление, не открою… они замешкаются — сказал Педро.
Они были готовы на всё. Убийство Акрабова преобразило их.
— А может быть, они не придут?!— понадеялся Философ.
Только теперь Горбатый догадался.
— Она словно ничего не услышала. Мы её совсем не испугали!— сказал он и ввалился в седьмую палату. Но только войдя, он сразу воскликнул: «Доктор!»
Девушка неподвижно лежала с откинутой назад головой. Изо рта её всё струилась густая алая кровь. Глаза её были полуоткрыты— и всё это сразу заметили. Бархатные, лучистые глаза застыли в спокойном ожидании. Доктор вытер кровь, умостил её голову посредине подушки и затем притворил её веки.
Другие застыли как статуи. Учитель рисования навсегда запомнил эту белую постель и головку девушки, вдруг задремавшей.
В это время Немой, разбуженный суматохой, вошёл в холл, увидел труп Акрабова и поставил на место бюст. Он поднял тяжёлое тело и по своему обыкновению потащил труп в морг. Эта смерть не произвела на него никакого впечатления: уже многие умершие прошли через его руки.
На заре послышался топот сапог и кличи. В санаторий хлынула жандармерия. Они подняли управляющего с кровати и погнали его босиком в коридор. Доктор Господов-младший проглотил язык. Едва опонмившись и поняв, в чём дело. он закукарекал перед жандармским офицером:
— Господин капитан, вчера мы нашли её у дверей, и я сразу поручил сообщить вам! Конечно, письмо написал я! Лично я!
— Немедленно передайте её нам!— сказал хмурый капитан.
— Конечно, ваше благородие, конечно...— управляющий поспешил к седьмой палате. — Вот, она в этой комнате, покорнейше прошу… и не беспокойтесь, у неё нет оружия, я сам проверил, нет…
Капитан смело приблизился к седьмой палате, но в тот миг, когда он потянулся к ручке, дверь сама отворилась. Он инстинктивно отпрянул назад. Изумлённым взглядам управляющего и жандармов предстали пятеро мужчин, одетых в больничные халаты, несущие на руках девушке, укрытую одеялом. Первыми шли Педро и Учитель. Доктор в стороне скорее держался за тело девушки, чем помогал. За ними, приподняв голову покойной, ступали Философ и Горбатый.
Они тронулись коридором. Увидев жандармов, Педро побледнел, глаза его блеснули, он метнулся к капитану и, протянув к нуму руку, дико крикнул:
— Скинь шапку, скотина!
Испуганный его горящим взглядом, капитан робко сдёрнул фуражку.
перевод с болгарского Айдына Тарика
