Почтальон был у двери точно в четыре. Ася давно ушёл на работу. Госпожа Струмска, поджавшись и вслушиваясь, сидела на диване в кабинете. Что пришло ей сегодня?
Неделю назад она получила письмо от незнакомца. С любопытством открыла конверт, прочла первые строки и изумилась, затем порвала его и с недовольством бросила. Да как могут ей слать подобные письма? Какой безумец надумал поделиться с нею своими сердечными настроениями? По почерку на конверте она поняла, что второе письмо, пришедшее на следующий день, принадлежит тому же перу. Почтальон сунул его под дверь, и она не смогла отказаться. Неоткрытый конверт она поклала на письменный стол Асе, чтобы тот, вернувшись, увидел его. Но вечером, услышав его шаги, она поспешила убрать конверт. Совсем неожиданно у неё возникло желание скрыть его. Она стала невольной соучастницей незнакомца и, смущённая и измученная нерешимостью, и словом не обмолвилась мужу о письме. Но утром, только Ася ушёл, она прочла его. И она устыдилась.
Ей надо было рассказать обо всём Асе, или согласиться с тем, что обманывает его. Чужой мужчина писал ей о своей любви.
Последние дни было совсем преобразили Асю. Он думал постоянно об одном и том же, тревожившим, мучившим его. Он приносил купленные газеты и до полуночи читал их. Она замечала, что он прочёл все статьи об убийстве Загорова. Оно вызывало мрачную тревогу Аси. Правительственные газеты писали, что убийцами оказались выходцы из левой политической среды. Его, непосредственного участника переворота, они избрали жертвой, чтобы отомстить новой власти. Но оппозиция недвусмысленно указывала, что убийство лежит на совести правительственных чиновников, замешанных в крупных аферах. Одна газета вспоминала Здравева, о котором Загоров знал некоторые истории.
Надя Струмска пыталась вызвать Асю на искреннее объяснение, но он во второй раз холодно воспринял её. Напрасны были её ласки, сердечные слова, страстные зовы. Он едва смотрел на неё.
На четвёртый день она получила заказное письмо, прижала его к груди и бросилась в кровать, содрогаясь от плача. Она сознавала, что скользит по дороге, которую изо всех сил желала отвергнуть. Одного слова Аси было достаточно для её спасения, одной ласки, одного взгляда. Но он не дал ей ничего. В свои двадцать шесть лет ей оставалось быть лишь сиделкой у больного. Любимый! Супруг! Да, да. Слёзу душили её, но письмо жгло ей грудь. Она хотела слышать нежные слова, ласкающий её шёпот. У неё было право на это. Всё её естество желало этого.
И она ждала письма незнакомца, думала о нём. Вслушивалась в шаги письмоноши. Совесть её побаливала. Совершала ли она некое преступление? Она начинала утишать себя. Духовная общность, которую ей навязал незнакомец, не являвшийся к ней, а только славший письма, придавала невинности её увлечению. Она доставала старые письма и с наслажнением перечитывала их.
Незнакомец писал, что знает её, что они часто близко встречались. Бывали минуты, когда она боялась, что он войдёт к ним в дом и возьмёт всё, что пожелает.
Письма приходили каждый ден, она их читала и прятала. Лежала целыми днями в спальне и мечтала. С Асей они разминались, как два чужих существа, немые и невидимые. После убийства Загорова к ним никто не приходил.
Наступала осень. Ася всегда возвращался поздно вечером. Там, на улице происходили события, которыми он живо интересовался. Он приводил каких-то незакомых Наде приятелей, с которыми провидил часы после своей работы.
Однажды она встрелила на лестнице госпожу Здравеву. Две женщины разговорились и между ними возникла интимная дружба, не та, что прежде. Струмска уже не считала эту женщину развратной и нечестной. Она стала находить оправдания для неё, хотя и была убеждена в её прежней связи с писателем Младеновым. Она не могла винить её и в том, что некто иной заменил писателя.
Однажды две женщины собрались и поговорили, как подруги. Госпожа Здравева была довольно скрытна в речах, но идейно смела.
Несколько её слов остались на уме Нади, и она, не воспринимая их, боролась с соблазном, который те ей обещали. В жизни и мужчина, и жещина имеют свою долю, которой ни за что не следует лишать себя. Семья не была препятствием, довольно, и так понятно, что от супружества она получает очень мало.
Надя ничего не получала от своей семьи. Не было у неё права на свою долю счастья, или ей оставалось смириться с судьбой?
Честная и добрая, она хотела смириться, но всё её естество бунтовало. Она нервничала, беспричинно плакала, дерзила. Нет, и у неё есть доля, которую ей нужно взять. Она уже любила незнакомца и ждала его появления.

перевод с болгарского Айдына Тарика